Всемирная история торговли в стиле Сатирикона: часть 16. «Дикость - варварство - цивилизация»

Главная развилка в жизни человечества

Примерно 12 тысяч лет тому назад в истории рода человеческого начали происходить события, которые окажутся знаковыми, и именно эти события приведут человечество в ту точку, в которой мы находимся сейчас.

В дальнейшем историки будут именовать этот период неолитической революцией, и хотя это название приживется, но многие будут считать, что термин «революция» справедливо было бы заменить на «эволюцию» — во-первых, потому, что события, о которых мы будем рассказывать, растянутся на несколько тысячелетий, а во-вторых, у происходящий процессов было несколько очагов возникновения, и так как все они не были связаны друг с другом и никак друг на друга не влияли, то, может быть, слово «эволюция» выглядело бы правильнее как характеристика естественности происходивших процессов.

Итак, 12 тысяч лет тому назад люди начали экспериментировать с выращиванием съедобных растений, положив тем самым начало занятию, которое позже получит название «земледелие».

Один из историков, знаменитый Льюис Морган, назовет этот процесс «переходом от дикости к варварству» — довольно эмоциональная характеристика эпохи, но есть и более понятное объяснение процессов — это переход от присваивающего производства к производящему, то есть от добычи пищи, которую ранее человек, ровно так же, как и животные, получал от охоты и собирательства, к производству продуктов питания.

Переход от дикости к варварству

Это был весьма болезненный, даже психологически, переход, потому что люди научились довольно ловко добывать пищу охотой, правда, охота хороша там, где людей немного и конкуренция за охотничью добычу невелика.

Земледелие оказалось более трудоемким занятием по сравнению с охотой, причем большей затраты времени требовала не только обработка полей, но и приготовление пищи — растирание зерна и запекание теста на огне тоже требуют больших затрат времени, но это занятие было сопряжено с меньшим риском, чем охота, а при этом давало намного больше пищи. Главное, сама пища поступала намного стабильнее — неудачи в охоты были явлением обычным, и тогда все племя подолгу голодало, а про неурожаи в ранних земледельческих очагах, где были лучшие почвенно-климатические условия, люди узнают еще не скоро.

Ученые считают, что земледельцы перешли на питание, которому не хватало белков и витаминов, это была довольно скудная и однообразная диета, однако пищи при этом была регулярной, а не эпизодической.

Если раньше человек, как и животные, мигрировал либо в рамках каких-то территорий, либо совершая весьма дальние переходы в неведомые края в поисках пропитания, то земледелие заставило перейти к оседлому образу жизни — надо было находится рядом с урожаем, его нужно было оберегать от животных и от других человеческих племен, еще, как минимум, поливать, а как позже выяснилось, еще и пропалывать, и даже удобрять, словом, новое занятие подчинило себе образ жизни, точнее, продиктовало его.

Оседлая жизнь заставляла строить жилье, а не искать пристанища в пещерах или на деревьях, причем, учитывая характер удобной для земледелия открытой местности, для этого пользовались новыми материалами, вроде камня, глины или камыша.

Земледелие давало больший запас пищи, чем любой другой род деятельности, поэтому стали появляться излишки, о которых раньше люди и мечтать не могли. Излишки, в свою очередь, использовали как прикорм, и это позволило заниматься скотоводством — приручением, а позже и одомашниванием животных, первыми из которых стали свиньи и овцы.

Возможность прокормить большее количество ртов приводит к резкому росту населения внутри земледельческих поселков, а это, в свою очередь, позволяет таким сообществам осваивать новые и новые пашни, выделять большие силы для отражения атак на свои богатства со стороны соседей, чаще всего, племен, которые не сменили кочевой образ жизни на оседлый.

Изменение характера труда привело к социальным переменам — родовая община вытесняется соседской. Но излишков у каждого оставалось не одинаковое количество — так было положено начало материальному неравенству.Земледельческие племена меж тем проигрывали охотникам и собирателям в калорийности пищи, что показывает и антропометрия: если до освоения земледелия. средний рост мужчин составлял 178 см., а женщин 168, то по мере перехода на земледелие люди «уменьшились» — рост их снизился и стал 165 и 155 соответственно. Кстати (хоть к делу это и не относится) «выправление» этих показателей и возврат к неолитическим показателям стал происходить только на рубеже XIX-XX веков, до этого все мы были «земледельческого размера».

Важным и даже переломным моментом стало первое разделение труда, когда выяснилось, что излишков стало столько, что для получения урожая вовсе не обязательно задействовать для этого буквально всех жителей поселений — так родилась возможности для появления ремесел.

Понятно, что люди, которые стали заниматься чем-то отдельно, профессионально, достигали в узкой специализации больших успехов, чем те, кто занимался этим в свободное от работы в поле время.

Если составить список очередности появления ремесел, то, скорее всего, первым ремеслом на планете стала обработка камня, из которого тогда делось примерно всё — и оружие, и орудия труда, и здания, даже добыча огня без камня была невозможна. С камнем древние люди и раньше управлялись отлично, но именно с началом освоения земледелия археологи обнаруживают резкий рост качества сколов, сверлений, разнообразие видов креплений, идеальную шлифовку — словом, изделия этого времени решительно отличаются от изделий прошлого.

Примерно в это же время развивалось искусство обработки дерева и кости, гончарное дело, обработка шкур, прядение, а начиная с VII тысячелетия до н.э. появляются первые опыты работы с металлом, и опыты окажутся настолько полезными, что появятся кузнецы.

Первые земледельцы не могли постоянно находится на одном месте — может, они не понимали еще, что такое истощение почв, но очень хорошо замечали снижения урожайности, и поэтому они периодически мигрировали, благо свои инструменты и запасы зерна были весьма компактной ношей.

Прибывая на новое место они занимались вырубкой лесов, которыми тогда была покрыта большая часть планеты, стволы и корни деревьев сжигались прямо на будущей пашне, становясь отличным, лучшим из известных, удобрением, которого могло хватить на то, чтобы почва давала отличный урожай еще несколько лет, затем земледельцы переезжали снова.

Как правило, это был переезд на земли, которые кочевые племена, охотники и собиратели, считали своими. Для них земледельцы и их поселения всегда были (и много тысячелетий будут) отличной добычей, чуть ли не лучшей из возможных, потому что там всегда можно было поживиться запасами зерна. Вот только более многочисленным земледельцам было кого выделять в вооруженную охрану, которая не только оберегала свои хранилища, но и устраивала настоящую охоту на чужаков. Нас стороне кочевников, изгоняемых из их охотничьих угодий, был опыт обращения с оружием, но, судя по всему, чаще брали верх земледельцы, побеждавшие числом. Побежденных просто уничтожали под корень — это был чистой воды геноцид, пленных не брали, они были в то время обузой, лишним ртом.

Сильно позже придумают идею обращения в рабов, пока же рабы были никому не нужны — земледельцы управлялись со своих хозяйством сами, охотникам никакие пленные тем более не были нужны. Эта доказанная археологами практика «подвесит» вопрос о том, как же распространялось земледелие — явно не путем вовлечения в эти практики соседних племен, то есть или численным перевесом первых земледельцев, чей переход на новации сопровождался демографическим бумом, вытеснявших и уничтожавших охотников и собирателей, или тем, что к земледелию естественным образом (выше мы уже говорили, что множественность центров земледелия может быть свидетельством того, что этот процесс возникал сам собой) приходили новые и новые племена и новые технологии, неспешно и не равномерно, заполоняли все большие территории.

Что до переездов земледельцев на новые места, то случались раз в 10-15 лет, ученые считают, что, в общем и целом, будет правильно считать скорость распространения новых технологий (она же скорость распространения земледелия) равной одному километру в год.

Центры земледелия

Есть много версий насчет того, отчего переход к земледелию начался именно 12 тысяч лет назад. Возраст человечества насчитывает 300 тысяч лет, первый раз люди «распробовали» зерновые примерно 104 тысячи лет назад а сбором их занялись 21 тысячу лет назад. Гипотез о том, отчего «бабахнуло» заняться разведением растений именно в этот период, довольно много, две ведущие линии (с множеством ответвлений и детализаций) среди этих гипотез касаются изменения климата и роста конкуренции в связи с ростом численности человеческой популяции за источники питания.

Наверное, как это часто случается в исторических процессах, не было доминирующей причины, а было совпадение множества обстоятельств, но, так или иначе, этот процесс начался.

Для родины земледелия, Плодородного Полумесяца, проходящего от Персидского залива по Междуречью в сторону Анатолии и далее спускающегося к Сирии и Палестине, это был лучший климатический период в истории — последствия закончившегося в середине XII тысячелетия оледенения, в геологии известный как поздний дриас, приведший к тому, что в тех местах, большая часть которых сегодня — безжизненная пустыня, был цветущий рай, где были собраны лучшие для культивирования злаковые и бобовые культуры, прекрасные не только свой урожайностью и калорийностью, но и тем, что их урожай надежно и не сложно сохраняется, а также большим количеством животных, подходящих для одомашнивания.

Заметим, что выращивание растений на постоянной основе не было идеей, которая расходилась бы из одного центра и передавалась бы по планете, было несколько очагов, которые, в разное время, пришли к идее выращивать съедобные растения самостоятельно. Самое раннее из известных нам земледельческих поселений находится в верховьях Евфрата, на территории современной Турции, и датируется 9250 г. до н.э.

Еще несколько тысячелетий на планете будут возникать новые земледельческие центры — на Балканах, В Индии, в Египте, в долине Янцзы, на Гаити, в Африке к югу от Сахары, в Мезоамерике и в Андах и в иных частях планеты — и каждый из них будет расширять понемногу ареал распространения знаний и умений, вовлекая все большее и большее число людей.

Как «приручали» растения"

Переход к земледелию, конечно, совершили собиратели, а во внутриплеменном разделении труда собирательством занимались женщины, и такой переход, видимо, был следствием их наблюдательности.

Первые земледельцы выращивали злаковые растения, о ценности которых собиратели уже знали. Так вышло, что сложилось множество факторов — и то, что они оказались под рукой, так как места самого раннего земледелия — родина пшеницы и ячменя, и то, что уже был опыт их употребления, и то, что они имели высокую энергетическую ценность, да и то, что они давали больше одного урожая в год, сказалось на желании заниматься этими культурами.

Переход от диких растений к культурным составил все один-два «генетических шага» — причем многие исследователи «согласны» и на один: первые земледельцы вывели злаковые, которые не выбрасывали семена в почву, как это было заложено природой для поддержания вида, а сохраняли бы их в колосе.

Один из историков, Ян Моррис, так реконструирует этот процесс: первые собиратели не искали зерна в почве, а срывали колоски (логично, это было более эффективно) и приносили их в жилье для вышелушивания и обмолота, из остатков этих же зерен формировался позже посевной фонд, то есть на посев шли семена только тех растений, которые уже «умели» сохранять зерно в колосе. Так постепенно появились культурные растения, практически современные нам пшеница и ячмень.

Второе отличие состояло в том, что «в работу» принимались растения с более длинным стеблем, короткий был слишком близко к почве и такой урожай было крайне неудобно собирать, потери при сборе были слишком большими.

На эти изменения от дикого растения к культурному у земледельцев ушло примерно 500 лет — не так уж и много, учитывая сложность задачи и крайне медленное течение жизни, с другой же стороны — результаты того, что начинали делать предки, стали видны только через десятки поколений людей.

Вся эта деятельность вовсе не была целенаправленной, не существовало намерения получить зерно, сохраняющееся в колосе или пшеницу со стеблем, удобным для срезания его серпом, и пройдет еще немало тысячелетий, прежде чем подобная деятельность станет осознанной.

По мере окультуривания растений росла урожайность — и за счет меньшего числа потерь зерна, и за счет роста колоса, и эти мизерные, недоступные пониманию людей, находящихся внутри процесса, перемены, которые и привели к возникновению излишков и всей последовавшей далее цепочке событий.

Нельзя не сказать о почвах, которые люди использовали для сельского хозяйства — ранее земледелие всегда начиналось только там, где почвы были мягкими, и распашка и обработка были доступны при использовании деревянных и костяных орудий труда. Сложнее обстояло дело с вырубкой лесов под пашни — каменный топор не был идеальным орудием для этого, пилы придумали только в IV тысячелетии до н.э. и только три тысячелетия спустя они стали общеупотребимым инструментом, но по мере того, как люди осваивали металл, дело с вырубкой несколько упростилось и рост посевных площадей ускорился.

Человеческие отношения

То время, что Морган называл дикостью, было временем сплочения и социального равенства, «социальным раем», и переход к условному варварству часто поэтически характеризуют как «изгнание из рая».

Первобытное общество и в самом деле было эгалитарным, добытое делилось довольно честно, хотя вожди и жрецы, бывало, и претендовали на что-то большее или лучшее, чем остальные. Но общество охотников, собирателей и рыболовов не производило излишков, а те, которые возникали в случае, например, успешной охоты или удачного налета на оседлых, не умели хранить и накапливать, таких технологий не существовало, и это лишало возможностей выделяться среди прочих.

Производительный труд в таких обществах сводился к минимуму потребностей, вроде изготовления весьма простых каменных орудий труда и изготовления несложных изделий из шкур, все остальное не получало развития в кочевых сообществах.

Отдельно надо сказать о лидерах — в условиях эгалитаризма лидерство было, чаще всего, ситуативным — кому-то доверяли организационные функции во время общей охоты или рыбалки, например. Жрецы не были профессионалами, они жили той же жизнью, что и все племя. Так как верования в момент их возникновения больше всего походили на собрание примет (вроде того, как сейчас некоторые относятся к черной кошке — если после того, как она перешла нам дорогу, плохих последствий не наступает, то мы об этом забудем, если произойдет хоть что-то, что вызовет недовольство, то будет на кого «свалить») — такова природа религиозности — то к мнениям жрецов обращались именно в случае необходимости толкований.

Словом, роль лидеров была скромна, претензии на лидерство были бы не поняты и не приняты племенем.

Быт таких племен был более чем тяжек — люди были постоянно озабочены поиском пищи, при этом чувство голода было постоянным их спутником, непогода — необходимость укрыться от холода или дождя — часто были нерешаемыми проблемами, кочевая жизнь делала людей мишенью для неожиданных нападений хищников, кроме того, была постоянная опасность столкновения с другими племенами.

Словом, «социальный рай» был сложным временем и для проживания в нем, и просто для выживания.

Уже в практически современную нам эпоху пролито немало слез насчет того, как хорошо жили люди в далеком прошлом, появилась даже теория «природного коммунизма» — мол, это и есть человеческое естество, природное проявление. Призывы к равенству в нищете звучат и сейчас, но все-таки человек, как выяснилось, более сложное существо в социальном плане, потенциально способное строить сложный социум, хотя мы знаем, что стремление к справедливости всю нашу историю сопровождалось и сопровождается большими ошибками, которые привели к огромному числу жертв.

Впрочем, иногда, на некоторых ошибках, люди учатся, и это умение, пусть выраженное не слишком отчетливо, и есть залог прогресса.

Изгнанные из рая

Те самые излишки, о которых мы говорили — это слово мы вынуждены повторять довольно часто, но ничего не поделать, больно уж значимы они оказались в человеческой судьбе — приводили к огромные переменам внутри земледельцев.

Во-первых, оказалось, что земледелие не требует постоянной и ежедневной работы всего племени, что уже на раннем этапе привело к дроблению внутри племени на группы. Из этих групп в будущем появятся семьи, так как главы таких групп станут обладать некоторым состоянием, выраженным, в первую очередь, в количестве зерна, земли и обладании некоторыми предметами, как сказали бы сегодня — недвижимым (домом) и движимым (одежда и инструменты в первую очередь) имуществом. В земледельческих сообществах характерная для дикости полигамия сменяется моногамией, так как становится важно понять, кто «законный» наследник и имеет право претендовать на наследство, а кто — нет.

В отличие от нынешних времен, переход имущества происходил довольно быстро — средняя продолжительность жизни составляла, без учета младенческой смертности, от 28 до 33 лет (надо сказать, что до второй половины XIX века, до момента появления медицины как научного знания, в этом отношении мало что изменится). Понемногу (ну, как «понемногу» — в течении тысячелетий!) выделяются семьи как ячейки общества.

Но это вовсе не означает, что наступает время индивидуализма — люди в земледельческом обществе должны постоянно солидаризироваться для решения общих задач — это касается и очистки от лесов территорий под распашку, и задач, связанных с охраной своих домов и своего добра, и распределения земель, и распределения воды — словом, социальная активность никуда не делась, но приобрела иную направленность и требовала других способов ответа на вызовы.

Понятно, что растет значение и самых сильных членов общины, и самых богатых, и обладающих якобы «тайными знаниями» — все они претендуют на роль вожаков, и у всех есть для этого мотивы — в этом, новом обществе обладание властью означает и обладание богатством — возможностью получить больше земель лучшего качества, например. Это расслоение приведет, в конце концов, сначала к тому, что лидеры станут занимать не временные посты, а становится вожаками на постоянной основе, а в будущем почти везде дело дойдет и до наследственной передачи власти.

Реки и люди

Первые опыты в земледелии никак не были связаны с водой, но быстро выяснилось, что поля без постоянного полива дают не просто худший урожай, но и могут не дать никакого урожая вообще. Поэтому стремление сеять у постоянного источника воды было естественным. Все великие цивилизации прошлого возникали в долине рек, многие реки источник — не только живительной влаги, их воды несут удобрения — ил или лёсс. Так что земледельцев реки притягивали — при правильном поливе и естественном удабривании почв земля не истощилась, и не было необходимости в постоянном перемещении с места на место. Вообще перемещения как бы входят в противоречие с самим оседлым образом жизни — это не только потеря налаженного быта и огромные усилия по обустройству на новых местах, но довольно большие материальные затраты, такие расходы не соответствовали новому образу жизни.

Первыми из великих рек прошлого (начиная с, примерно, 5000 лет до н.э.), на которых селились земледельцы, стали долины Тигра и Евфрата, которые были заселены почти на всей своей протяженности, от истоков в предгорьях Загроса и Анатолии, до впадения в Персидский залив. Эти земли, известные нам как Междуречье, где довольно быстро земледельческие поселки превращались в настоящие города. К прошлым проблемам, требующим коллективных усилий и поиска устраивающих всех решений, добавилась проблема ирригации, не только строительства гидросооружений — каналов и дамб, но и распределением воды.

Ближе к концу III тысячелетия до н.э. люди научатся строить в своих городах защитные укрепления против набегов, что тоже потребует и общего согласия на такие работы, и общих усилий по их возведению.Впрочем, еще раньше начнут строить культовые здания, зиккураты, которые могли в сложные времена выполнять функции крепостей.

Кроме доступа к комбинации вода + удобрения важными причинами освоения долин рек было то, что почвы там мягкие, деревянной или костяной мотыги было вполне достаточно для их обработки.

А еще реки стали первыми дорогами — перемещаться на них с помощью лодок было намного удобнее, чем передвигаться по суше. А уж что касается перемещения грузов, то тут реки были и вовсе незаменимы.

Скотоводство как альтернативный путь к цивилизации

Современная наука не дает точного ответа на вопрос, когда именно была одомашнена лошадь, разбор оценок довольно велик и оценки колеблются в весьма большом диапазоне, от 3800 до 3000 лет до н.э. Зато есть полное единство в том, где это произошло — все согласны с тем, что случилось это в степях современного Казахстана.

Это умение распространялось не слишком-то быстро, например, до Междуречья оно добралось примерно к 2000 до н.э., но оно оказалось важным для многих из тех племен, которых земледелие, как путь развития, обошло стороной.

Чтобы не возникало непонимания, сразу скажем, что речь о применении лошади в качестве военной силы станет важным только после изобретения стремени, а случится это уже в IV веке нашей эры, а пока лошадь дала то, чего не хватало пешим кочевникам — она дала мобильность. Конечно, мобильность была и военным преимуществом тоже, это было преимуществом во внезапности, но важным и даже определяющим стало то, что лошадь помогла контролировать довольно большие стада животных. Распространенные в хозяйствах земледельцев свиньи были больно уж нехороши для их перемещения с пастбища на пастбища, но вот уже прирученные до того человеком овцы, козы, а сильно позже и крупный рогатый скот, оказались весьма удобными для разведения.

В скотоводческом обществе это привело в действие те же самые механизмы, которые раньше, в связи с образованием излишков, стали спусковым механизмом перехода от дикости к варварству у земледельцев. Правда, с излишками тут дело обстояло скромнее, оттого и процессы в перемене образа жизни шли совершенно другими темпами и имели несколько своеобразных отличий, но в общем и целом эти новшества привели к другому пути расставания с «социальным раем».

А еще это изменило отношения кочевников и земледельцев — выяснилось, что этим двум веткам цивилизации вовсе не обязательно было истреблять друг друга, можно было обмениваться результатами своего труда.

Да, к тому времени земледельцы давно уже приручили животных, но вечная дилемма — использовать дефицитные, с учетом вложенных в ирригацию сил площади под посев или под выпас, решалась чаще всего в пользу посева, то есть у земледельцев всегда в цене было мясо и шкуры, у скотоводов — зерно и ткани. Было чем меняться, хотя понимание того, что торговля может быть выгоднее, чем нападение и захват, пришло к людям не сразу (кажется, еще и сейчас не всех это озарение посетило), и нападения друг на друга — в подавляющем большинстве случаев это кочевников на оседлых — продолжались во все времена.

Ростки цивилизации

В какой-то момент эволюция производящих сообществ, которые мы определяли как «варварство», абсолютно по всей планете, вне зависимости от того, идет речь о скотоводстве или земледелии, о предгорьях Анд или долине Янцзы, неизбежно приводит к тому, что упомянутый уже Морган называет цивилизацией.

К признакам цивилизации относят, в первую очередь, существование государства, к чему обязательно, рано или поздно, приводит имущественное расслоение. Государство — это, конечно, не только форма власти, но и установление правил жизни и общения, причем правила нужны общественной элите в первую очередь для легитимизации своего положения.

Законы и правила нуждаются в записи, поэтому сам Морган считает, что цивилизация на планете началась с появлением письменности, а первая из известных нам и древнейших письменностей он относил шумерскую клинопись (3000-2750 год до н.э.), хотя современные ученые (Морган жил в XIX веке) находят более древние попытки передачи информации знаками, насчет полноценной письменности с этим ученым можно согласиться.

Цивилизация «по Моргану» совпадает с наступлением бронзового века, который не то чтобы прошел мимо внимания ученого и его последователей, просто это событие, приведшее к еще одному скачку в производительности труда ничуть не изменило общий вектор развития, бронза стала катализатором развития древних обществ, а сами общества получили не только более производительные инструменты, но и совершенное оружие, которое, конечно, как чеховское ружье, висящее на стене в первом акте, скажет еще свое слово.

Так или иначе, человечество вступило в новый и весьма сложный период в своей истории, и последствия произошедших перемен мы ощущаем и сейчас. И не можем не ощущать, потому что существуем в среде, вектор развития которой был задан в те далекие времена.