Всемирная история торговли в стиле Сатирикона: часть 22. «Глобализм бронзового века»

Глобализация бронзового века

Гипотеза о существовании торговли, которая охватывала весь известный и обжитый мир того времени, охватывающих Корнуолл в Англии, долину Ганга, Черную Африку, Урал, Альпы и Карпаты, Ютландию и Сокотру, связывая все это в единое целое благодаря системам морских перевозок и сухопутных караванов, которая совсем недавно еще казалась «слишком уж смелой», находит все больше подтверждений, благодаря археологии, и, кажется, уже перестала быть гипотезой, превратившись в доказанный факт.

Из торговых путей того времени часто упоминают Соляной и Оловянный, но нельзя сказать, что речь идет о какой-то конкретной дороге, скорее всего, можно говорить о множестве путей, расходящихся из мест добычи соли, от нынешнего Казахстана, Альп или запада Франции, к местам потребления — Месопотамии, Балканам, Анатолии и Египту. Так же выглядел и Оловянный путь — этот важнейший стратегический ресурс встречался крайне редко, потребность в нем была очень велика, и нет ничего удивительного в том, что снаряжались морские экспедиции в далекий и неизведанный Корнуолл в Британии или на караваны на Алтай — привезенные слитки окупали все сложности и риски путешествий.Нельзя забыть и о таком пути, как Янтарный (янтарь считался большой роскошью, во времена бронзового века его уже знали в Египте и Междуречье). Он тоже представлял из себя несколько разных направлений, из которых, как подсказывает нам археология, наиболее популярной и безопасной была дорога по Дунаю.

Упомянем и Транссахарский торговый путь, по которому поступали золото, слоновая кость и рабы, по нему же вглубь Африки в обратном направлении шли бронзовые изделия, керамика и ткани.Рабы, впрочем, были ходовым товаром на всех направлениях, правда, в описываемый период потребность в них была не так велика, как в античные времена, и уж совсем мизерна по сравнению с ранним средневековьем.

Вся торговля в то время носила меновый характер — монеты будут придуманы в Лидии примерно в 685 г. до н.э., а пока продавцы и покупатели меняли товар на товар, каждый держал в голове ту выгоду, которую он получит в результате торга.

Из всех возможных способов перемещения путь по воде был наиболее предпочтителен — несмотря не несовершенство кораблей и риск крушений, он был самым безопасным, самым быстрым и самым дешевым, а грузоподъемность даже небольшой лодки сильно превосходила возможности самых могучих верблюдов, одомашнивание которых, произошедшее примерно в начале II тысячелетия, связываю именно с потребностью перевозить много груза на большие расстояния, и верблюд выигрывал конкуренцию у осла. Правда, наше представление о караванах как о бесконечной цепочке верблюдов, не имеет ничего общего с действительностью: верблюд стоил сильно дороже осла, и в реальности в караванах ослы использовались чаще верблюдов.

Этот транспорт не был гужевым, нужная для тяги упряжь, хомут, будет изобретена только в V веке, а широкое распространение в Европе получит и вовсе только с XII века, хотя саму идею, чтобы животное тянуло бы за собой повозку, знали, но работала эта идея плохо — упряжь того времени давила животному на горло, поэтому и ослы, и верблюды, и дорогие (в связи с их скоростью передвижения и способностью к дрессировке) лошади использовались как вьючный скот.

Торговые пути, как правило, были комбинированными: там, где переходов по суше было не избежать, товар перемещали по земле — в основном с помощью тяглового скота, но иногда использовали и носильщиков, а там, где появлялась малейшая возможность перемещаться по воде, пользовались лодками и кораблями.Лучшей и важнейшей магистралью стало Средиземное море, по берегам которого были расположены все наиболее активные в чести торгового обмена страны и люди, которые богатели, в виду большего торгового оборота, быстрее тех, кто оказался вдалеке от торговых путей (не раз еще придется услышать старинное «деньги к деньгам» — без торговли богатства не бывает, а большие капиталы позволяют совершать масштабные торговые операции и быстрее накапливать капиталы — пусть в то время капиталы не были выражены в количеств емонет).

Наиболее богатые земли могли себе позволить разделение труда, которое привело к созданию крупных ремесленных центров, которые специализировались на изготовлении бронзовых изделий, керамики или тканей. Это, без преувеличения, была настоящая глобализация, чем-то схожая с теми процессами, которые мы наблюдаем сейчас.Конечно, в сложившейся тогда системе мировой торговли возникло разделение труда: какие-то племена и народы занимались добычей ископаемых, кто-то специализировался на каком-то из видов ремесла или на уникальных и востребованных продуктах, кто-то на охране торговых путей, а кто-то — на сухопутных или морских перевозках.

Нашествие «народов моря»

Королями моря по праву считались финикийцы, которые «оседлали» лучший из регионов — берега Средиземного моря (хотя не только его одного: они совершали плавания по Черному морю и заходили в устье Дуная, плавали по Нилу и выходили за Гибралтар, добираясь до Британии и Западной Африки).

Волею судеб финикийцы стали лучшими мореходами своего времени и самыми лучшими торговцами — возможно, именно последнее качество помогло им, как народу и как культуре, уцелеть, когда остальной мир пережил одну из самых страшных цивилизационных катастроф, которая стерла с карты мира ту прекрасную картину всеобщего мирного торгового обмена и на несколько веков, погрузила человечество в хаос и мрак.

Никто не знает, что произошло на самом деле — гибель сложившейся цивилизации связывают с одной из волн переселения народов, или с серией случившихся в тот момент землетрясений, сделавших города легкой добычей для завоевателей — гипотез довольно много, единого мнения пока не существует.

Обрушившаяся на мир беда, случившаяся около 1200 года до н.э., которую называют «нашествие народов моря», уничтожила множество сложившихся тогда цивилизаций, объединенных Средиземным морем, многие племена, народы и даже мощные государства были буквально стерты с лица земли, и их имена исчезли и забылись. На местах богатых городов стали возникать общности и образования, стоявшие на более низкой ступеньке развития, ряд ремесел был забыт и в будущем они будут «переоткрыты» заново и, соответственно, пришла в ничтожество и торговля — дело это во все времена было опасным занятием, но наступили времена, когда торговля стала бессмысленна: невесть откуда взявшиеся дикари были весьма агрессивны в отношении чужаков, с какими бы намерениями они не появлялись на их берегах.

Из всех цивилизаций выжили разве что те, кто, в силу мощных культурных традиций, смог «переварить» захватчиков и подчинить их собственным правилам жизни — как, например, это случилось в Египте. Другие, вроде могущественного Хеттского царства или Микенской Греции, исчезли совсем.

Что же касается финикийцев, то они смогли выжить. Отчасти — потому, что Финикия никогда не была единым государством, это была конгломерация городов и портов, и, возможно, поэтому она не считалась крупной добычей, отчасти — потому, что финикийские номы были сложны для завоевания — они были хорошо укреплены, защищены и с суши и с моря, море давало хорошие возможности для эвакуации людей и подвоза необходимого для обороняющихся, словом, орешек крепок, добыча же не стоила усилий по захвату.

В то же время финикийцы ловко воспользовались проблемами конкурентов — египтян, греков, хеттов — и смогли выстроить отношения с захватчиками. Если раньше они были главным звеном в мировой торговле, то теперь — остались единственным, хотя сама торговля скукожилась до совершенно мизерных, по сравнению с прежними временами, размеров.

Для финикийцев, как и для всех участников глобального рынка, настали трудные времена, но даже в такой ситуации они смогли выжить — да, тучные годы прошли, но монополия на морские перевозки позволяла им не просто выживать, но даже и не бедствовать. На зависть всем прочим.

Финикия

Гомер ненавидел финикийцев, и в его сказаниях финикийцы упоминались не иначе, как «обманщик коварный», «злой кознодей» или «алчный мошенник».

Финикийцы и в самом деле разбойничали — в основном — на море, где этим мореплавателям не было равных, но не гнушались и красть детей в тех гаванях, куда заходили, и Гомер описывает судьбу некого Евмея, свинопаса Одиссея, которого похитили в гавани Итаки финикийцы.

А Геродот описывает сцену похищения принцессы Ио и ее подруг, которых заманили на свой корабль все те же финикийцы.

Эта, в нашем, современном, представлении, не слишком приятная слава не очень-то огорчала самих финикийцев (ведь и детей, и взрослых, крали все — и греки тоже, — работорговля была делом прибыльным), но такая репутация несколько мешала им в другом прибыльном деле — торговле.

И финикийцы менялись.

Тот же Геродот подробно описывает, как именно они вели свои торговые дела: причалив к берегу, они выкладывали на него свой товар и давали знать о своем прибытии едким дымом, сами же удалялись на корабль.

Местные, осмотрев товар, не забирая его, оставляли рядом с ним золото или свой товар и — тоже удалялись.

Если купцы находили, что сделка выгодная и предложение равноценное, они забирали чужой товар, оставляли свой и уплывали. Если цена казалась им неподходящей, то они забирали часть товара, оставляя эквивалент предложенному, и попытка договориться повторялась.Так финикийцы восстановили то главное, что было уничтожено вместе с глобальной торговлей бронзового века — доверие, без которого никакой обмен не был бы возможен.

Мы не знаем, что заставило пять тысячелетий назад целый народ, который научит мир торговать, обитавший до того или на берегах и островах Персидского залива,или на Аравийском побережье Красного моря, сняться с насиженных мест и, преодолев несколько тысяч километров, осесть на восточном побережье Средиземного моря.

Известно только, что, смешавшись с автохтонными племенами, населявшими эти места до них, они, именуемые каннахи, или угаретяне, или ханаанцы, или, как нам более привычно — финикийцы — основали одну из самых древних цивилизаций нашей планеты.

Редкие долины среди скал были весьма изобильны — занятая переселенцами земля была южным окончанием «плавильного котла цивилизаций», Плодородного полумесяца, протянувшегося от устьев Тигра и Евфрата до земель Палестины — но все-таки эти долины не могли прокормить и всех прибывших, и местные племена, причем «понаехавшие», переселение которых было, судя по всему, мирным (во всяком случае, это точно не было нашествием и завоеванием), находились в менее выгодном положении, но зато рядом было море...И вдоль всего побережья стали возникать рыбацкие деревни, с большим преобладанием пришлого населения.

Море было страшным, и первые корабли могли плавать, по сути, только при абсолютном штиле — даже небольшая волна легко топила суденышки.

Так как в море было опасно выходить при волне, то появилась необходимость иметь запасы еды — так финикийцы научились солить и сушить рыбу, которая, как выяснится немного позже, станет отличным обменным ресурсом — на рыбу можно будет выменять много, чем небогатая финикийская земля не обладала.

Искусство мореплавания

Время шло, и финикийцы стали первыми среди мореплавателей, придумав киль, руль, якорь и множество иных, совершенно необходимых, мелочей. Баз которых мореплавание — не мореплавание вовсе. Благо, их скудные земли давали важнейший из ресурсов для кораблестроения — ливанский кедр, дерево прочное и ровное, росшее на их берегах массово, на зависть окружающим странам и народам, земли которых были не богаты лесными массивами.

Можно встретить суждения насчет того, что эти усовершенствования придумали не сами ханаанеи, а — лишь позаимствовали их у таинственных «народов моря» (есть даже такая «формула» одного из историков: «ханаанеи плюс народы моря равняются финикийцы»), хотя и до «народов моря» именно финикийцы задавали тон в мировой морской торговле.

Но если это было заимствованием, то, наверное, это вовсе не в минус народу, скорее, в большой плюс — финикийцы считались народом восприимчивым, легко впитывающем и совершенствующем все полезное, хотя в том, что касается главного их вклада в мировую цивилизацию — а это, бесспорно, буквенный алфавит — именно их авторство неоспоримо.

Скорее всего, в путь финикийцев «позвал» их главный товар — сушеная рыба, которая охотно приобретался по всей акватории Средиземного моря, а купеческие караваны доставляли рыбу в Месопотамию и Аравию.

Можно сказать, что именно рыба сделала финикийцев торговцами.А еще — их сделал торговцами и мореплавателями лес — склоны скал были в то время чрезвычайно богаты сосной и кедром, которые, во-первых, шли на постройку судов, а во-вторых — были крайне востребованным экспортным товаром.

Есть даже версия, что именно необходимость вывозить лес в Египет заставила финикийцев стать моряками — потому что намного легче, быстрее и дешевле было перемещать тяжести по морю, чем по суше.

Так или иначе, но финикийцы стали первым народом в истории, убедительно доказавшим превосходство водного транспорта перед всяким иным — и по скорости, и по дешевизне, и по вместимости, и даже — по безопасности, при всей ненадежности судов того времени — больно уж опасны были путешествия по суше в те времена.

По преданиям, сами финикийцы вели свой род от Хна (именно Библия поминает их как хананеян), сына бога Баала.

Считается, что в Библии Хна изображен под именем Каина — «Он был проклят, и он построил первый город».

Для соседей хананеян, иудеев, первые известными им города и в самом деле были финикийскими — по мере развития торговли на месте рыбацких деревушек стали возникать города, первым из которых стал Угарит, а потом — Библ, уже настоящий центр торговли, ремесла и знаний, ставший, помимо всего прочего, поставщиком египетского папируса в Грецию. Греческое «библос» (папирус) породило слово «библия» (книга), и одну книгу с таким названием человечество знает до сих пор.

Финикийским купцам частенько приходилось «застревать» в местах обмена товаров на долгие месяцы, неспешно распродавая привезенное на продажу. Иногда в места стоянки их судов люди приезжали издалека.

Наверное, именно так и возникли колонии — поселения купцов, их опорные пункты по всему побережью Средиземного моря, самым знаменитым из которых, конечно же, является Карфаген, основание которого было настолько значимым событием, что существенно обогатило мифологию.

Колонии

Плавание в то время было каботажным — суда передвигались вдоль берега, ни рискованные плавания, когда береговая линия терялась из виду, отваживались только в самых крайних случаях, вроде плаваний на Кипр за необходимой всему миру медью, в основном же опытные мореходы знали, где можно пристать к берегу безопасно и для корабля, и для команды и пополнить там запасы пресной воды и еды.

Постепенно в таких местах стали устраивать склады и оставлять своих людей — для охраны складов и пополнения их запасов, а также обмена товарами с местными жителями.Кажется, именно финикийцы первыми занялись обустройством колоний, некоторые из которых превзойдут по мощи и влиянию города-метрополии.

Так возникла крупнейшая из известных финикийских колоний — Карфаген. Основательницей которого, согласно мифу, стала Дидона — дочь царя Тира, основательница Карфагена. По легенде, её брат убил её мужа, и она решила уехать куда глаза глядят. Глаза глядели куда надо, и место нашли хорошее, вот только местный царь приставал к ней с женитьбой. Она отказала ему, сославшись на вечную любовь к умершему мужу, и обещала местным племенам заплатить им драгоценный камень за кусок земли, который она накроет бычьей шкурой. Сделка была заключена, и Дидона (в этом миф усматривает её мудрость) обвела сколько могла земли узенькими ремешками, нарезанными из бычьей шкуры. В действительности же, видимо, небольшое количество колонистов каким-то образом смогли договориться с местными жителями. Популярен и другой эпизод, который мифы связывают с именем Дидоны: это её встреча с троянцами во главе с царевичем Энеем, которым удалось спастись после гибели своего города. Эней и Дидона полюбили друг друга, но коварные боги сообщили Энею, что у них на него другие планы и ему надо срочно уезжать. Эней не рискнул ослушаться богов, как говориться, любовь любовью, но начальство (богов) слушаться-то надо — он уехал и стал основателем Рима. Дидона же покончила с собой.

Но сказки — сказками, а колонии, ставшие опорными пунктами изучения мира, делают свое дело — финикийцы расширяют географию своих плаваний, добираясь, в поисках олова, до Британских островов, привозят в средиземноморье янтарь (добираясь до Балтики?) и даже, судя по всему, огибают Африку (пройдет почти 2 тысячи лет, прежде чем европейцам вновь удастся подобное).

Сами города Финикии (финикийцы всегда были народом, но никогда в своей истории — единым государством, это всегда были номы, или, как именовали это устройство греки — полисы, города-государства) соперничают друг с другом, причем это соперничество можно вполне объяснить, так сказать портовым потенциалом: сначала главнейшим городом считается Библ, но его гавань невелика — около полутора гектаров, а искусство расширения гаваней еще не было известно, и вскоре Библ уже не в состоянии вместить всех торговцев.

И первенство переходит к Сидону, чья гавань могла вместить намного больше кораблей — её площадь — несколько больше семи гектаров — это отличная гавань, но и торговля продолжает развиваться, а ряды купечества растут.

Но Тир превосходит Сидон в несколько раз, и торговое первенство переходит к нему.

Как и куда исчез народ

Между тем с финикийцами всерьез конкурируют греки, перенявшие искусство мореплавания — для греков торговля, в первую очередь — доставка в бесплодную метрополию пшеницы — дело сверхважное.Греческие колонии появляются во множестве удобных гаваней вдоль всего побережья серединного моря. Впрочем, греки часто захватывают уже существующие финикийские колонии.

Сама Финикия — относительно легкая добыча для завоевателей — египтяне, хетты, ассирийцы считают финикийские города «своими», а сами финикийцы предпочитают войне выплату дани, которая не мешает обделывать им свои торговые дела.

Наконец, персы окончательно ликвидируют самостоятельность финикийских номов, но никуда не исчезают сами финикийцы, и хотя их роль в торговле заметно снижается, они остаются важными фигурами в мировой торговле — так, хотя монеты придуманы в Лидии, но, как уверяли греческие историки, их придумали именно для удобства расчетов с финикийцами.

Греция, а позже — Карфаген, потом — Рим, владеют средиземноморьем, освоенным и изученным финикийцами, которые сделали море главнейшей торговой дорогой планеты — значение этой дороги, объединившей множество народов, важно и сейчас, хотя, начиная с эпохи великих географических открытий ее роль несколько снижается.

Римская империя, большое бюрократическое государство, вынужденное пытаться вести учет расходов, в IV веке оставляют нам прекрасный памятник своего времени, наглядно объясняющий разницу между морскими и сухопутными перевозками.Исследовавший тарифы Диоклетиана на перевозку ученый повествует, что перевозка морем из одного конца империи в другой («из Сирии в Лузитанию» — около 2130 км) одного modius (примерно 9 литров) пшеницы была по стоимости равна перевозке того же груза сушей на расстояние 111 км., при почти одинаковой скорости.

Нет ничего удивительного в том, что все богатство эпохи сосредотачивалось на побережье или, как минимум, в русле примыкающих к Средиземному морю судоходных рек — даже могущественному и богатейшему Риму, с его чрезвычайно развитой системой сухопутных трасс, попросту неинтересны были территории европейской «глубинки», места поселения германцев, кельтов и галлов, которым уделялось куда как меньше внимания, чем освоению побережий.

Варварами было почти забыто искусство мореплавания, но норманны «напомнили» о его важности Европе — с тех пор и по сей день именно приморские города являются главным средоточием мирового богатства, а морские перевозки и по сей день являются самыми дешевыми, и пока нет средств перемещения грузов, способных сравниться с ними по дешевизне и вместительности.

А что касается финикийцев — вплоть до VIII века отмечают людей, именующих себя ханаенянами, но после повсеместного воцарения ислама на территории бывшей Финикии этот семитский народ растворяется в массе родственных народов, их язык исчезает еще раньше, повсеместно уступая греческому и арамейскому, а после — арабскому, а само имя «финикийцы» (которые, кроме вышеперечисленного, научили мир изготовлению стекла, окраске тканей и многоэтажному строительству — да много чему ещё) — исчезает.