редакции
Всемирная история торговли в стиле Сатирикона: часть 25. «Рим, налоги и общественное благо»
...этруски научились неплохо обрабатывать металлы — это богатства и это умение привлекало финикийцев и греков, этруски усваивали их культуру и перенимали их достижения, что выделяло их среди окрестных племен.
Торговый маршрут через земли латинов носил локальный характер и никогда не был отмечен в качестве наиважнейшего на мировых картах, зато он позволил земледельцам-латинам, жившим за счет натурального хозяйства, «поднять голову» и увидеть большой мир и перспективы взаимодействия с другими племенами и землями, а то, что торговым центром стали именно берега Тибра, позволило довольно быстро вырасти на этих берегах крупному городу.
Торговый путь, пусть даже и местечкового значения, всегда приводит в образованию государства, потому что бенефициарам такого обмена важно было «узаконить» захваченное добро или захваченные позиции по распределению выгоды, чего в условиях варварства сделать невозможно. Так начинается «царский период», самый ранний в истории римского государства. Письменные источники указывают 753 г. до н.э. временем основания Рима (эту дату приводит древнеримский учёный Марк Теренций Варрон), хотя археологи выяснили, что, в реальности, город (именно город, на что указывают остатки крепостных стен), построенных еще в IX веке до н.э. Местные предания говорят о семи царях (Ромул, Нума Помпилий, Тулл Гостилий, Анк Марций, Тарквиний Приск (Древний), Сервий Туллий и Луций Тарквиний Гордый), которые не передавали власть по наследству, но были при этом пожизненными правителями. О том, как именно цари приходили к власти — путем её захвата или через выборы, достоверно не известно, да и вообще этот, очень отдаленный период жизни Рима, известен нам только по сильно более поздним описаниям самих римлян, а описания поздних авторов, как мы уже знаем, не всегда совпадает с данными более точной археологии. Но интересная и важна одна черта жизни Рима, её введение в норму приписывается легендарному основателю. города, Ромулу — якобы, для увеличения «человеческого потенциала» царь принимал «чужаков», выделяя им землю и наделяя правами гражданства. Правда, спустя какое-то время выяснилось, что Риму не хватает женщин — окрестные племена, считавшие «понаехавших» в этот город «сбродом» (наверное, основания для этого у них были) отказывались выдавать за них своих дочерей, благодаря чему родилась легенда о похищении сабинянок — женщин из соседней области. Но сказки сказками, важно, что Рим с самого начала не был городом одного племени, в нем, вместе с латинами, жили сабиняне и этруски, более того, среди первых семи легендарных царей Рима были и сабиняне, и этруски. Довольно долгое время селились латины, сабиняне и этруски в городе отдельно, город даже делился на трибы — три избирательных округа по племенному признаку. Этруски были отличными инженерами, их стараниями появляется первый мост через Тибр — там, где раньше был брод, судя по всему, каменное строительство в городе вообще развивается благодаря их технологиям. В общем есть основания считать, что несколько столетий Рим находится под властью этого племени, но когда страна этрусков приходит в упадок, Рим (около 500 г. до н.э.) обретает независимость. А кроме того, Рим избавляется от царей — отныне в Риме республика, и латинянами управляет Сенат, который, опять же, по легенде, учрежден еще Ромулом и состоит из 100 самых знатных, богатых и влиятельных людей города. Надо сказать, что, с точки зрения управления городом смена власти мало отразилась на быте самих римлян, но коллективное принятие решений всегда имеет свои плюсы. С этого времени начинается захват соседних земель и городов, начавшись с покорения соседей (конечно, дело в итоге дошло и до завоевания Этрурии). Военные успехи, вопреки легендам, вовсе не были постоянны, а завоевания вовсе не шли по нарастающей — несколько раз римляне терпели поражения, случалось, что враги захватывали грабили и сам Рим, но установившийся республиканский порядок позволял критически подходить к «разбору полетов» после поражений и учиться на всех допущенных ошибках, что оказалось делом важным — в итоге Рим выстроил такую военную машину, которая много столетий не будет давать сбоев. Кроме того, выработана была система, которая проецировала фактически неограниченные ресурсы для достижения целей. В качестве примера такого неограниченного ресурса часто приводят историю создания римского флота во времена Пунических войн.Уже в первую войну Риму стало понятно, что без господства на море Карфаген неуязвим, сами же пуны способны наносить удары в любом месте, появляясь неожиданно для противника. Словом, надо строить флот, а в Риме в тот момент не только не было кораблей, но не существовало и опыта такого строительства. Правда, им удалось захватить один карфагенский корабль, квинквирему, который решено было скопировать. Строительство одного такого судна занимало, путем привлечения максимального количества средств и ресурсов, 40-60 дней, наконец, гигантский флот из 364 судов вышел в море. Увы, добрался он только до Сицилии, где, судя по всему, из-за навигационной неграмотности стал жертвой бури, после которой на плаву осталось только 80 квинквирем, о количестве погибших моряков мы не знаем, но легко предположить, что жертвы были велики. Однако, отчаянию римляне не предаются, они тут же начинают строительство нового флота, и дальше хроники войны сообщают нам о победе римского флота, достигнутой благодаря инновации: римляне придумали использовать ворон — абордажный перекидной мост для высадки на вражеский корабль своей тяжеловооруженной пехоты. Победа одержана, но на обратном пути очередная буря вновь уничтожает римский флот. Его опять отстраивают заново, но в морском сражении при Дрепане (в рамках Первой Пунической войны) флот Рима вновь уничтожен (спасаются лишь 27 кораблей), но флот отстраивается заново и в дальнейшем, в ходе этой и следующей войн римляне почти всегда одерживают победы в морских сражениях. Корабль — дело не просто дорогое, а — невероятно дорогое, их постройка сопровождается новыми специальными налогами, кроме того, среди наиболее богатых граждан Рима было делом чести и гордости вкладывать в строительство флота свои личные средства. Это подчеркнуло особенность организации римской жизни — римляне готовы были идти на любые жертвы ради достижения цели, возможно, именно это и стало причиной победы в Пунических войнах, которая открыла им новые возможности, связанные с экспансией и захватом чужих территорий. Это пренебрежение затратами ввиду несколько сомнительных, в плане достижимости, целей, приводит к вполне естественному вопросу: откуда деньги? Давайте попробуем в этом разобраться, потому что ответ на этот вопрос дает нам ключ к пониманию того, отчего экспансия Рима на весь известный мир (даже, пожалуй — на весь мир, который мог быть чем-то интересен захватчикам) и распространение этого жизнеустройства на захватываемые и даже соседствующие области во многом и стали ключом к стойкости этого государства. Начать, конечно, надо с царского периода, в который закладывался фундамент налоговой системы. Потому что самое древнее — самое устойчивое, оно потом освящается традицией и становится понятным как бы и по умолчанию, аксиоматично.Сразу скажем, что сведений о том периоде немного, добывать эти знания сложно, здесь археология, которая на многое сейчас открывает глаза и многое заставляет переосмысливать, не помощник, опираться приходится на письменные источники, а письменные источники того времени довольно скудны. Но мы знаем, что в царский период Рима был налог (возможно, один из самых древних), называемый tributum, налог на войну, прямой и единоразовый сбор, который первоначально собирался viritim, то есть поголовно, пока шестой царь, Сервий Туллий, не ввел правило собирать налог по имуществу. Такой налог мог составлять, в зависимости от необходимости, 1, 2 или даже 3% от имущества гражданина, а особенностью его было то, что, в случае успешного похода, такой «заем» возвращался налогоплательщикам из военной добычи. Подход оказался верным — римляне довольно охотно «инвестировали» в ограбление соседних земель. Риски, понятно, были, но чаще все-таки этому довольно организованному и обученному войску сопутствовала удача, и, если можно так выразиться, общий баланс для инвесторов был положительным. Этот налог заложил фундамент не только материального благополучия Рима, покоившегося на материальном благополучии граждан, но и отношение к войне как к прибыльному делу. Налог этот просуществовал несколько столетий, и отменен был только в 168 г. до н.э., год, когда победно закончилась третья македонская война с царем Персеем — и вот тогда народ и сенат Рима решил, что собирать tributum больше нет смысла — военные расходы отныне обеспечивались за счет захваченных провинций. Кроме того, в тот год граждане Рима получили освобождение от всех налогов и таможенных пошлин, кроме налога за освобождение раба. Войны кормили Рим, и сторонников мира среди граждан не было, при этом к побежденным принято было относиться благостно: их объявляли не побежденными врагами, а «друзьями Рима», как правило, «друзья» должны были обеспечивать всем необходимым расквартированные на их землях легионы а также платить налоги в казну, размер которых определялся произвольно, но известно, что такие налоги никогда не превышали те, которые платили завоеванные своему прежнему правителю, а чаще всего были меньше. В самом Риме, конечно, кроме tributum с самого раннего времени были другие налоги, которые рождались весьма естественным образом: так как земли, водоемы и пастбища были, в царский период, своего рода общим достоянием, то надо было платить налог за дом, построенный на общественных землях, за выпас скота, за ловлю рыбы и так далее. Но самым эффективным пополнением казны для Рима довольно долго были таможенные пошлины, мысль о сборе которых посетила четвертого царя, Анка Марция, основавшего гавань Остия.. Поначалу пошлины брались только с «заморских» товаров в порту (так налог получил название «портариум»), но постепенно римские правители вошли во вкус — пошлинами стали облагать товары, которые поступали в город, а позже, по мере роста Рима — у ворот любого города, пошлинами стали облагать внутреннюю торговлю, причем распространялись эти обременения и на ввоз, и на вывоз товаров. Размер выплат определялся зачастую произвольно и довольно часто менялся, в зависимости от спроса на товар, от сезонности, но главным образом в зависимости от потребностей казны. Пошлины были делом очень доходным, но удушающим для развития торговли, поэтому их не раз пытались отменять, однако они возвращались в обиход снова и снова, зачастую растя в размере — если первоначально пошлины составляли 2-2,5% от стоимости товара, то позже портариум вырос до 12,5%. Вообще же налоги в Риме придумывали несколько хаотически — время прямого налогообложения еще не пришло, поэтому налогами облагалась какая-то деятельность, товары, пользование чем-то или использование какого-то блага, например, с урожая бралось 10%, с оборота лавок 1%, с работорговли 4%, с унаследованного имущества 5%. Наверное, самым «стойким» был налог на освобождение раба — 5% от стоимости этого раба. А еще платили налоги на соль, вино, домашний очаг — иногда это была фиксированная сумма, но чаще всего — процент от стоимости. Стоимость чего угодно — величина оценочная, и «оценщики» — римские чиновники — довольно быстро научились на этом неплохо зарабатывать, можно сказать, что коррупция была вечным спутником и бичом Рима. Но римские граждане (особые права плюс возможность «достучаться» до справедливого суда) страдали меньше, чем жители удаленных земель — они отдавали в казну примерно 15% своих доходов, а житель провинции не меньше 20, а часто и 40%. Унификация налогов произойдет только во времена императора Диоклетиана, то есть к этой идее Рим будет идти примерно 800 лет. Впрочем, даже после формального уравнения для жителей Рима будут сделаны некоторые исключения. Но случится это еще не скоро и приведет к этой унификации рад кризисов, которые империя будет переживать несколько столетий. Червоточина, которая разъедала Рим изнутри, обнаружилась тогда, когда, казалось, Рим был на вершине своего могущества и величия, в тот момент, когда вдруг выяснилось, что легионы Суллы, Красса, Помпея, Лукулла, Гая Мария, Цезаря да и любого щедро платящего военачальника преданы лично тому, кто им платит, когда стало понятно, что люди с оружием в руках — орудие не Рима, а конкретного вождя, когда само понятие «Родина» оказалось заменено личностью. По сути, граждане Рима передали власть диктаторам — тогда многим казалось, что так и нужно сделать, ибо только диктатура, только железная рука была единственным средством, способным сохранить их права и свободы. Легионы надо было кормить, и кормить щедро — они были чуть ли не единственной реальной опорой власти. И пока легионам было что завоевывать, их вожди, с какого-то момента ставшие императорами (Рим превратился из республики в империю, формально, в 31 г. до н.э. — фактически это произошло еще раньше), могли покупать лояльность легионеров за счет перераспределения награбленного у побежденных. Но неумолимо наступала другая эпоха — границы империи расширялись, пограничная линия не могла удлиняться бесконечно, для охраны периметра от диких и деятельных варваров не хватало людей, которых в итоге приходилось набирать из числа местных дикарей — и экспансия империи медленно, но обреченно сворачивалась, пока не остановилась вовсе. Завоевывать и грабить побежденных империя больше не могла, и содержание легионов, чья роль в удержании власти росла год от года, становилось главной задачей императоров. Если не грабеж, на котором, по сути, держалось материальное благополучие Рима, то налоги — собственно, никакого другого решения никому из правящих не приходило в голову. К этому времени давно уже были забыты республиканские основы, на которых держался Рим. В республиканские времена легионы комплектовались за счет добровольцев, которые приходили на службу со своим оружием, и не тратился на чиновников, так как служение отечеству было работой общественной и бесплатной. Размер любого налога во все времена и во всех странах имеет склонность к ползучему росту, что происходило и в Риме, разумеется. Было очень много добровольных выплат, сродни греческой «литургии» (служению), когда состоятельные люди оплачивали общественные работы по благоустройству города. Например, знаменитые римские дороги строились легионерами, а работами руководили и оплачивали их знатнейшие римляне, чьими именами эти дороги и были названы. Все поменялось во времена, когда роль армии и бюрократии в общественном устройте резко выросла, и когда пришло время покупать лояльность. Риму нужны были деньги — очень, очень много денег — и их стали выколачивать из подвластных провинций, причем делалось это самыми беспощадными средствами. В полуторастолетний «золотой период» империи, примерно до 180 г. н.э., Риму удавалось балансировать на грани общей рентабельности, но после кончины Марка Аврелия, большого мастера «налогового маневрирования», оставившего, однако, пустую казну, что-то пошло не так. Марк Аврелий еще мог себе позволить освобождение от налогов, например, Дакии, приняв в качестве весомого аргумента то, что «налоги — оскорбление для их свободы», или отказать своим воинам в повышении жалования, объяснив им, что «ваши деньги будут оплачены кровью и потом ваших родственников», но никто из его последователей не обладал достаточным авторитетом для подобных решений. После смерти Марка Аврелия, который отмечал, что и беднейшие и богатейшие жители империи постоянно балансировали на грани полного разорения, императоры Рима стали меняться часто (в среднем царствуя по три года) — легионеры продавали свою лояльность тем, кто платил больше. Соответственно, траты императоров росли. Император Септимий Север завещал своим сыновьям: «...обогащайте воинов, на остальных не обращайте внимания!». Народ массово увиливал от выплаты налогов, потому что налоговый режим постоянно ужесточался. Жесточайшие меры выколачивания налогов не давали результата, и люди покидали свои поля, уменьшая тем самым, как мы сказали бы сейчас, налогооблагаемую базу. Впервые в истории Рима было отмечено массовое бегство жителей за пределы империи, которая также оказалась вдруг наполнена пиратами и грабителями, от которых за последние 150 лет процветания люди уже успели отвыкнуть, торговля стала опасным делом и находилась в упадке, доходы от нее за сто с небольшим лет, за период от Марка Аврелия до Диоклетиана, упали почти в двадцать раз. Настоящей бедой стала порча денег — римский денарий, основа налоговой реформы Октавиана, становился все легче и легче, уже к началу III века серебра в монете осталось только 50%, и современники думали, что это уже — предел падения, и что хуже быть уже не может. Разумеется, они ошибались, ибо никакое падение не имеет пределов, и к 60-м годам доля серебра составляла уже только 5%. Соответственно, галопирует инфляция, что нам известно по сохранившимся записям о ценах на зерно, которые выросли за 200 лет в 100 раз. Империю истощали так называемые «денежные дары», которые исторически были добровольными подарками граждан победителю в сражении, но постепенно стали обязательной выплатой со стороны богачей в пользу императора, что не делало богачей лояльнее — среда знати всегда оставалась потенциальным источником смуты, о чем, в свою очередь, знали императоры, применяя превентивные меры к пресечению возможных мятежей. Эти меры были удобны еще и тем, что имущество заговорщиков, действительных или мнимых, переходило в казну. В городах, получивших еще со времен правления Октавиана мощный импульс к развитию, обязанности содержать их — и сами города, и расквартированные там легионы — были возложены на городские советы, в которые были включены десять самых богатых жителей города, декурионов. Свирепствовали индикции — нерегулярные (но очень часто применяемые) реквизиции имущества на нужды армии. Именно тогда граждане Рима были обложены дополнительным налогом (за ним скоро последуют другие) — 10%, на наследство. Народ роптал, но их быстро убедили, что так нужно для сохранения их свободы. Массовым явлением становиться расплата с налоговиками членами своей семьи. Конечно, случаи, когда детей отдавали в рабство за долги, случались во все времена и всегда были трагедией, но именно в III веке подавляющее большинство рабов в империи — это должники или дети должников. Эта ситуация, мягко говоря, мало нравилась подданным, и восстания вспыхивают повсеместно, а источник волнений, почти всегда — сборщик налогов. В итоге к концу III века положение Римской империи стало критическим, если не сказать — плачевным. Что об этом думали современники? Судя по тому, что мы знаем, в обществе была сильна мечта о сохранении империи, пусть даже и такой — безрадостной и беспощадной, опасной и нищей. И общество думало, что решение этого вопроса — за сильной властью, железной рукой, которая смогла бы вернуть «старые добрые времена». Именно в разгар этих настроение и таких вот ожиданий, в 284 году, императором стал Диоклетиан, правление которого так радикально изменило Римскую империю. Вряд ли внук раба и сын вольноотпущенника из Далмации, по имени Диокл, от безденежья поступивший в юности в легион, предполагал, что он взойдет на императорский престол под именем Диоклетиана, и станет одним из самых значимых в истории Римской империи правителем. Обстоятельства провозглашения Диоклетиана императором сквозь глубину веков выглядят несколько странными, но, так или иначе, в 284 году он стал «первым сенатором», каким тогда, до его правления (он станет первым самовластцем) официально назывался император. Ему досталось весьма сложное хозяйство — казна была пуста, деньги обесценены, народ нищ, армия слаба духом, варвары атаковали империю по всему периметру ее необъятных границ, внутри которых полыхали восстания черни и не было числа разбойничьим шайкам, а узурпаторы отхватывали у Рима целые провинции, даже столь значимые и лакомые, как, например, Египет. Диоклетиан, поразивший римлян великой милостью — он не стал убивать своих недоброжелателей при вступлении на трон, сохранив за ними все их посты — деятелен, быстр и, кажется, всесилен — атаки варваров отражены, восставшие усмирены, узурпаторы повержены, но военные успехи были бы мыльным пузырем, если бы Диоклетиан не смог бы наладить экономику империи и обеспечить регулярные поступления в казну. К решению проблемы инфляции император приступил по-солдатски: он просто приказал ценам больше не расти (за завышение цен была введена смертная казнь). Цены, однако, не послушались приказа и продолжали рост. Тогда была введена система реквизиций (на нужны армии). Впрочем, любой солдафон отлично понимал, что реквизиции как временная мера могли существовать, но империя не выдержит такого положения вещей как постоянного. А сохранение империи было главной задачей Диоклетиана, и ради этого он, судя по всему, в этом своем намерении, человек искренний, готов был зайти далеко, хотя уже в те годы далеко не все его современники видели в империи столь же высокую ценность, как сам император, предполагая, что империя хороша только тем, что позволяет вести своим гражданам свободную, безбедную и безопасную жизнь. Впрочем, все страны мира и по сей день ищут баланс между ценностями частной жизни отдельного человека и государственным диктатом. Но Диоклетиан определился в своем выборе: он — спаситель государства, и ради этого он с легкостью пожертвовал его гражданами. Начал он с того, что вместо ничего не стоящего и продолжающего падать в цене денария, бывшего мерилом налога со времен Октавиана Августа, он ввел в обращение иную меру, называемую югер. По сути югер — это участок земли, имеющий, в зависимости от его плодородности, разный размер и являющийся мерилом налога. Со временем, понятно, эта система обросла огромным набором поправок и уточнений. Налог, вместо денежного, стал натуральным. Продукты портились, поэтому их надо было быстро реализовывать, и государственный ум Рима придумал тратить большую часть из собираемого на местах. Ежегодно главы провинций присылали заявки в Рим, а Рим решал, где и сколько налогов будет собрано. Колон (а к тому времени большая часть граждан перешли в статус арендаторов), приступая к сбору урожая по осени, не знал, какую часть собранного у него отнимет казна. Колоны тут же ответили на это массовым бегством с земель — во множестве случаев налоги были так высоки, что прокормиться с оставшегося семье не было никакой возможности. Благо, право свободного перемещения в пределах империи было важнейшей частью гражданских свобод. Понятно, что Диоклетиан ответил на это по-военному четко: отныне граждане Римской империи прикреплялись к земле, и не только они сами, но и их дети, внуки, правнуки. Закабаление, которое велось с чрезвычайной жестокостью, было единственным шансом заставить эту систему работать... Поздний автор напишет, что «гражданские свободы подгоняются под налоговую систему, сама же налоговая система не подстраивается под гражданские свободы». Запрет перемещения внутри империи, однако, вызвал волну эмиграции — среди колонов, например, благоприятным местом для переселения считались земли германцев, которые охотно принимали переселенцев к себе, а налогов северные земли за пределами Римского вала еще не знали... Видя, что частный капитал не подчиняется приказам, Диоклетиан ударился в огосударствление бизнеса: стали появляться сальтусы — огромные (от 5 тысяч югеров) участки земли, которые государство сдавало колонам, и государственные же мастерские, задача которых была, кроме получения прямого дохода в казну, поставлять товары на рынок по твердым ценам, тем самым противодействуя инфляции. Попутно заметим, что эти меры сильно раздули штат государственных чиновников, при том, что и без них людей на госслужбе хватало: Лактанций, писатель и современник Диоклетиана, сообщал, что сборщиков налогов больше, чем работающих на полях людей. Понятно, что эта мера, потребовавшая огромных затрат, не принесла ожидаемого результата, зато запомнилась управителям, и некоторые государства периодически (до сих пор) обращаются к ней. Тем не менее террор в отношении населения империи позволял выдавливать из сограждан то самое необходимое для выживания — деньги на содержание армии и бюрократии. Империя выстояла. После двадцати лет трудов Диоклетиан, обладавший, безусловно, выдающими способностями полководца, человек, победивший во всех сражениях и сохранивший титаническим трудом империю, заставивший империю, вопреки обстоятельствам, устоять, в качестве доминанта — первого абсолютного монарха, источника права, на римском троне, возвращается в Рим и... его встречают — нет, не ненавистью, к чему он был, может быть, готов, а — насмешками, которые становятся еще чувствительнее на фоне сладких песен приближенных к нему придворных риторов, которые пытаются внушить народу, что Диоклетиан вернул «золотой век» империи. Верный укоренившейся уже практике «хлеба и зрелищ» император попробовал купить лояльность горожан устройством праздников, боев и подачками, но был освистан. В 305 году Диоклетиан вдруг сложил с себя полномочия императора. Он вернулся на свою родину, в Иллирию, и зажил там частной жизнью, прожив в уединенном поместье последние 6 лет своей жизни. По легенде, когда его сподвижники стали уговаривать его вернуться к власти, он ответил им, что, если бы они видели, какова капуста, которую он вырастил своими руками, то не стали бы приставать к нему со своими предложениями. Последователи Диоклетиана, некоторые — чуть мягче, но подавляющее большинство — сильно жестче — продолжали все ту же политику, что проводил и Диоклетиан. В те времена политические и экономические процессы, которые в наше время дают результат за несколько месяцев, растягивались на десятилетия, и империя просуществует еще чуть больше полутораста лет, и падет тогда, когда станет всем в тягость, падет как обуза, как оковы, как непереносимый больше источник страданий подданных. Неизвестно, что было бы, если бы Диоклетиан нашел свое призвание в выращивании капусты раньше. Неизвестно, какое из занятий — управление государством или выращивание капусты — более достойное и полезное. Глядя на череду вождей, царей и президентов, кажется иногда, что капуста обретает какую-то особую ценность и значимость. И жаль, что иные управленцы так хорошо понимают, как надо управлять нами, но так мало понимают в капусте... Спустя полтора столетия империя, сохраненная Диоклетианом, пала, его титанические усилия продлили агонию монстра, но не смогли его спасти, времена, которые нам сейчас представляются светлыми и гуманистическими, завершатся, наступит долгий период, называемый «темными веками», который приведет к переустройству мира, в том числе к изменению налоговой системы и механизмов угнетения и подчинения. Впрочем, и во времена воспеваемой античности, и в проклинаемые «тёмные века», жизнь людей, на чьих горбах держались империи, не была прекрасной, ужас существования, меняя сущность, не переставал быть ужасом.
